БЕСЕДЫ ПРЕПОДОБНОГО ВАРСОНОФИЯ

Беседа 18 марта 1912 г.
Вербное воскресение

Все вы слышали о том, что я переведен в Голутвин монастырь , близ Коломны. Случилось это совсем неожиданно. Началось с того, что были доносы на архимандрита о порубке лесов. Скит был в стороне, так как дело качалось монастыря. Доносы были ложны, леса оказались целы; Скит вступился за архимандрита и его отстоял. Тогда враг напал на грешного игумена Варсонофия и, как видите, изгнал его из Оптиной Пустыни. Приехал архиерей из какой-то чужой епархии , начал производить ревизию монастыря, а затем побывали в Скиту. Сказали ему, что у нас давно старчество и вот последний Старец игумен Варсонофий. Тогда он решил, якобы для насаждения старчества в других местах, перевести меня в заброшенный монастырь за Коломну. Ему возражали, что Оптина останется без Старца, но он не обратил на это внимания. В Синоде решено было о моем переводе. Воле Святейшего Синода я повинуюсь, как воле Божией, но просил себе милости оставить меня здесь простым монахом, но было отказано. Верно, так угодно Господу, и я спокоен. Конечно, трудно мне будет привыкать к новым порядкам, прожив здесь двадцать лет, но да будет воля Божия.
Когда меня послали в Манчжурию , то я был уверен, что не вернусь оттуда. Трудно мне было ехать. И представлялось мне, как я, слабый и больной, отправляюсь в действующую армию исповедовать и приобщать, может быть, под градом пуль. А то встретятся прежние мои товарищи, скажут: «Вот и ты к нам пришел», – и вовлекут в мирские беседы, но сказал я: «Да будет воля Божия», – и отправился. И что же, Господь не оставил меня, в Манчжурии я нашел рай. Дивная природа с вечной весной, как в Италии, прекрасные люди. Господь чудом вернул меня в Оптину, получил я чуть не десять наград. Тех же, которые постарались убрать меня в Манчжурию, покарал Господь. Их было трое. Один уже умер, а два живы. Радовались они, отсылая меня: «Нет уж, – говорили, – теперь не вернется». Предполагалось, что война затянется лет на 15, но она скоро закончилась, и я, прожив в Манчжурии около 2-х лет, вернулся оттуда невредимым.
Теперь повторяется то же самое. Посылают меня в запустелый старинный монастырь, основанный чуть ли не в XIII столетии. В храме там хранится посох св. прп. Сергия Радонежского, чтимая святыня. В Коломне я никогда не бывал, но думаю, что монастырек этот напоминает тот, который был в Казани, основанный еще Иоанном Грозным во имя Иоанна Крестителя. Братии там было человек пять, послушники ходили в сюртучках; дежурили по одному дню, а в свободное время уходили из монастыря и проводили время неведомо где, не являясь иногда и на ночь. Может быть, и здесь что-либо подобное. Братии, кажется, человек 9, встретят меня 2 иеромонаха: вам меня ни встречать, ни провожать не благословляю, а когда я там устроюсь, то Бог благословит приехать. На днях приезжал ко мне один мой духовный сын и горько плачет: «Лишились мы батюшки!» Я ему ответил на это: «Об чем плакать, я не умираю, а ты в Москве когда-нибудь был?» – «Как же, – говорит, – бываю очень часто». – «Ну, а в Коломну из Москвы близехонько, часа 2 езды, вот и приедешь ко мне». Так и вы приедете. Квасом вас угостить не обещаю, а уж сладкой водичкой.
Мое теперешнее положение напоминает следующее: шел я по прямой дороге, и казалось мне, что так и дойду до цели; вдруг на пути бревно, сворачивай, говорят. Но я не хочу сворачивать, мне идти хорошо, я привык идти этою дорогой, хотя и уклоняюсь по временам то направо, то налево, но все-таки иду; нет, говорят, сворачивай. Господи Боже мой, но вовсе не хочется, и вдруг я слышу иной голос, говорящий мне: «Сворачивай», – это голос Божий. Да будет воля Божия.
Да, не хотелось мне уезжать отсюда, но вот получаю письмо от одного из членов Синода, епископа Финляндского Сергия , в котором он пишет: «Я слышал, что вы хотите отказаться от назначения и уйти в затвор, – не делайте этого, а примите решение Синода, как волю Божию». Сам я не хлопотал, но некоторые духовные дети мои хлопотали за меня, и их ходатайство могло бы иметь силу, но в данном случае осталось безуспешным. Елена Андреевна Воронова ездила к митрополиту Антонию, но он не мог отменить постановления Синода, и хотя знал меня еще в мру и относился ко мне хорошо, но тоже советует ехать в Голутвин – это уже второй голос, раздавшийся из уст главного члена Синода. Московский епископ Трифон , которого уважает вся Москва, пишет мне: «Не отказывайтесь от назначения, этот монастырь находится под моим ведомством, я все сделаю, чтобы вам здесь было хорошо». Вот видите, уже три голоса от уважаемых лиц. Принимаю слова их, как исходящие от Самого Господа, и спокойно подчиняюсь их решению.
Телеграфировал митрополиту Московскому, под ведомством которого я теперь нахожусь: «Прошу у Вашего Преосвященства милости разрешить мне провести в Оптиной страстную и первые 3–4 дня Пасхи, чтобы встретить Великий Праздник в родной семье иноков и некоторых мирян, духовных детей моих». На мою просьбу Владыка ответил мне милостивой телеграммой с разрешением встретить праздник в Оптиной. «Бог благословит», – пишет Владыка. Итак, слава Тебе, Господи, праздник будем встречать вместе, а на 3-й или 4-й день выеду. Некоторые в Оптиной порадуются моему отъезду, те, которым я неприятен. Но не нам их судить. Господь рассудит всех. К Нему, Всеблагому, будем прибегать во всех скорбях и напастях. Возложим на Него все упование, будем держаться за Господа, и не отпадем от Него.
В Евангелии от Матфея, 10 глава, 32 стих, сказано: «Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным». Какое высокое обетование! Если Христос исповедает кого пред Отцем Своим, то, следовательно, обещает рай. Исповедовать Христа можно многоразлично, во всяком звании и состоянии, от простолюдина и до царя, от мужичка до Самодержца. В настоящее время мало исповедников, многие, очень многие отпали от Христа, часто раздаются такие голоса: «Не все ли, равно как веровать; все спасутся: и магометане, и жиды, и язычники». Если спросят об этом вас, ответьте: «Спасутся ли они – не знаю, знаю только, что в Царствие Небесное вводит Господь и Спас наш Иисус Христос и Святая Православная Церковь. Те же, которые не войдут в Царствие, отосланы будут в ад на вечные муки». Страшное слово: «вечные муки»; впрочем, только ожесточенным нераскаянным грешникам, умершим во грехах своих, нет надежды на помилование, что же касается тех людей, которые, хотя и грешат, но каются во грехах и не надеются на свои добрые дела, того Господь помилует.
Например, преступник обращается к Царю с просьбой: «Ваше Величество, я приговорен к каторжным работам за мои преступления; знаю, что справедливо осужден, но ведь ты царь и можешь меня помиловать». А царь отвечает ему: «Так как ты обратился ко мне с верою, что я могу это сделать, то я не только тебя прощаю, но еще даю тебе землю для дома и деньги на обзаведение, только не делай больше зла». Так и Господь поступает с кающимися. Грешник говорит: «Господи, я ничего не имею: блуждает мысль моя, чувства мои и дела мои противны Тебе. Тяжко согрешил я пред Тобой, но помилуй мя, яко Бог». А Господь отвечает: «За то, что ты веруешь в Меня и просишь Моей помощи, то Я не только все тебе прощаю, но еще дарую Царствие Небесное. Только остави свои беззакония, умри греху: если был горд, то умри для гордости через смирение, пусть умрет в тебе злоба и заменится любовью; пусть умрет скупость и вместо нее да насадится в сердце твоем милосердие».
Святые, умерщвляя в себе страсти, достигли полного безстрастия и воцарились со Христом. Каждый народ принес Господу, как жертву чистую, святых своих. Из древних народов больше всего дали святых греки и римляне; дали святых персы; в индии, где проповедовал апостол Фома, тоже были святые, например, царевич Иоасаф и учитель его Варлаам; в Китае хотя уже давно идет проповедь о Христе, но только в последнюю революцию в церкви во время Богослужения был убит диакон , следовательно, предстал к престолу Божию мучеником. В Европе больше всех принесла Богу в жертву святых Россия, а в Западной Европе Италия; во Франции известно двое святых, мощи которых почивают там, – это Дионисий Парижский  и Ириней Лионский ; были святые и в Германии (конечно, до разделения Церквей). Швеция, Норвегия и Англия святых не дали .
Велика молитва и заступничество святых. Чтение их Житий возвышает душу и побуждает ее к подражанию. Недавно приезжал ко мне один приват-доцент; человек немолодой, прекрасно образованный, имеет отличное место и только что женился на красивейшей и богатой девушке, но полного счастья не имеет, все ему чего-то недостает.
– Что вы читаете в Университете? – спрашиваю его.
– Древнюю историю, – отвечает.
– Какой же из героев древности вам больше нравится?
– Из завоевателей, конечно, Александр Македонский, но удивляют меня и внушают благоговение два героя: Гораций Коклес и Муций Сцевола – вот люди, достойные подражания.
– Вы удивляетесь этим языческим героям, а в нашей Православной Церкви таких героев духа множество: и что я говорю: таких – героев несравненно высших – это наши святые. Начните читать Жития святых и получите высокое наслаждение.
Он послушался моего совета и вчера вторично был у меня.
– Какая высота! – говорил он про жизнеописания святых, – и если бы вы знали, какие высокие восторги переживал я, читая Димитрия Ростовского. Я много читал, но ничего подобного мне не приходилось встречать. Так вся душа и проникается пламенем, так бы и начал подражать им!
Подражать им и надо. Хотя понести такие подвиги, какие они несли, нам не под силу, но будем подражать им по мере сил своих. Господь ничего не требует от нас невозможного, не говорит: «Оденься во вретище, неси вериги...» и т.д., а хочет только, чтобы мы отдали Ему свое сердце, чтобы царствовал там Господь.
Попросил мой собеседник благословения издать маленькие книжечки, сокращенные Жития святых. Действительно, прочтет маленькую книжечку, захочет и подробное житие святых узнать. Я благословил. И теперь он мне привез на просмотр несколько книжечек, прекрасные книги, их дети читают с увлечением, не могут оторваться. Вот, слова наши напоминают семена. Бросил я семя, а оно возросло и дало плод. А какие пустейшие книжонки даются детям для прочтения и губят юные души. Чтение же Житий святых наполняет их чистые души светом. Ведь и слово «святой» произошло от слова «свет», так как святые разливают Свет Христов вокруг себя. Читая Жития святых, не получишь знаний по физике, химии, но зато научишься углубляться в себя, как познать самого себя. Есть ученейшие люди, которые, кажется, всесторонне образованны, но не имея веры, они совсем не знают и души своей.
Вспоминается мне мое детство. Жили мы в селе. Родители мои были людьми верующими. Отец обыкновенно по праздникам до обеда читал вслух житие какого-нибудь святого. Помню, мне не было и 7 лет, но я с увлечением слушал отца. Запущу, бывало, ручонки в русые кудри и боюсь слово проронить из того, что читает отец.
– Папаша, – говорю я ему, – я хочу быть святым. Только вот идти в печь или в котел с оловом больно.
– Можно сделаться святым и иначе.
– Как?
– Некогда мне с тобой разговаривать, – отвечает отец и продолжает чтение.
Помню, как загоралась душа моя от этого чтения. Был я тогда еще маленьким, и душа была чиста. Чтение имело большое значение для моей последующей жизни. Теперь я, хотя и недостойный, но все-таки инок. Семья наша была православная: и посты все соблюдали, и в церковь ходили. Жаль, что теперь все постановления Церкви нарушают, оттого так портятся дети и вырастают часто совсем негодными.
Когда я был уже офицером, то в моде были сочинения Шпильгагена. Однажды уговорили меня прочесть «От тьмы к свету». Начал я читать и разочаровался. Все там только тьма, герои и героини тоже исполнены мрака; когда же явится свет-то, думал я, но читал, читал, так до света и не дочитал, все одна только тьма. Оставил я эту книгу недочитанной. Вхожу я однажды в комнату денщика, дать ему некоторые распоряжения: вижу, он спит, а на столе, рядом с ним, пятачковая книжечка о Филарете Милостивом . Заинтересовался я ею, разбудил денщика, чтобы он открыл двери, если кто придет, а сам взял книжечку и вышел в сад. С первых же страничек я не мог удержаться от слез и большою охотою прочитал (я вообще читал скоро) всю повесть. Отдал книжечку денщику. Он улыбается:
– Понравилась ли вам книжечка?
– Очень понравилась, – отвечаю, – читал с удовольствием.
– А я, барин, вашу книгу пробовал читать, как ее... Шпиль... Шпиль... не могу выговорить...
– Шпильгагена? Ну, что, понравилась?
– Где уж нравиться, прочел одну страничку, ничего не понял, прочел другую, тоже, ну и бросил.
– Да и мне она не по вкусу, твоя лучше.
– Так зачем же вы читаете?
– Начал читать с чужого голоса, а теперь бросил.
– Да, – заключил глубокомысленно мой денщик, – там одна пустота.
И он был прав.
Я читал много светских и книг, и, большею частью, в них, действительно, одна пустота. Правда, блеснет иногда что-то, как будто отдаленная зарница, и скроется, да и опять мрак. Нынешняя же литература всяких Андреевых и Арцыбашевых совсем уж ничего полезного и утешительного ни дает ни уму, ни сердцу. Страшно становится за молодое поколение, которое воспитывается на подобных литературных отбросах. И поэзия, и художество сильно влияют на душу человека и облагораживают ее. Например, талантливо исполненная картина, особенно, если имеет сюжетом что-либо высокое, случается даже, что перерождает душу человека, конечно, по благодати Божией.
Были у меня как-то, кажется, в прошлом году, две дамы  из интеллигентного круга и пронесли имя мое яко зло, за что, спросите? Нашли, что у меня в моленной слишком роскошно для Оптиной, а главное, не понравилась им большая картина ангела, утешающего скорбную душу.
Странные люди. Слово «роскошь», кажется, к моей моленной уж совсем неприменимо, маленькая она, с низеньким деревянным потолком, но убрана прилично. Главное украшение ее – образа, а затем портреты почивших оптинских Старцев. Вот и картина ангела, хотя и имеет в исполнении своем некоторые недочеты, но все-таки, производит впечатление, особенно вечером, при свете лампады, тогда он, точно живой, выделяется с полотна. Старался я, чтобы моленная моя несколько напоминала небо, куда должна стремиться душа наша.
Мне рассказывали одни мои хорошие знакомые, люди очень богатые. Заботились они об одном сироте – мальчике, отдали его в гимназию, помогали его матери и деньгами на его воспитание. Сначала все шло хорошо, но потом он изменился. Уроки готовить перестал, начал заниматься шалостями, и из гимназии попросили его взять. Наступило Рождество. У моих знакомых устраивалась елка; сначала шалуна не хотели приглашать, боялись, чтобы он чего не натворил, но потом пригласили. Пришел он, и все удивились. Вместо шалостей он скромненько вошел в комнату, где была елка, а потом неизвестно почему забился в угол за рояль и не спускал глаз с какого-то предмета, висевшего на елке. Долго сидел он там, наконец, вылез из своего убежища, подошел к хозяйке дома и встал перед ней на колени.
– Что тебе, Коля? – спросила она мальчика, – верно, что-нибудь натворил?
– Нет, – ответил ребенок, – я не буду шалить, только подарите мне того Ангела, который вот там висит на елке, – и мальчик показал его.
– Хорошо, – ответила хозяйка, – погоди немножко, будут раздавать игрушки, принесут лесенку и достанут тебе Ангела.
Мальчик покорно опять ушел за рояль любоваться на своего Ангела, пока, наконец, не получил его. И что же: с тех пор он перестал заниматься пустяками, начал учиться и опять был принят в гимназию. Теперь он относится к делу серьезно, религиозный такой стал, и кто знает, может быть, потом и подвижником будет.
Коленопреклоненный ангел, изображенный на картинке, совершил в ребенке такой переворот. Не картинка, конечно, но Сам Бог обратил к Себе душу, но орудием была картинка. Из этого простого примера видно, как неправильно поступают те, которые, восставая на все вещественное, как-то: картины, портреты и т.д. – лишают душу благотворных впечатлений, получаемых от этих предметов.
Итак, Праздник Святой Пасхи я встречу с вами, а затем отправлюсь на место моего нового назначения, что там будет, не знаю, что Господь пошлет. В Коломне я никогда не был, говорят, это фабричный город, не люблю я этого, больше бы хотелось в уединенный монастырь, хотя бы в пустыньку под Белевым, но как благословит Господь. Надо будет устраивать там разорившееся гнездышко. Ну, как-нибудь устрою и вам скамеечку приготовлю, выкрашу ее, а затем и вас оповещу: «Cкамеечка готова, выкрашена, и краска высохла, не запачкаетесь, приезжайте. – Может быть, там я не буду так завален делами, как здесь. Немного нас, но не будем смущаться. Христос сказал: Не бойся, малое стадо! (Лк. 12, 32).
У Господа было только 12 учеников, а когда Иуда отпал, осталось 11, но хорошо им было вместе, так как между ними был Христос. И с нами будет Христос, если нас хоть и 11 человек будет, и не только 11, если и два или трие собрани во имя Мое, ту есмь посреде их (Мф. 18, 20).
Да будет же над всеми вами благодать Божия. Аминь.

назад